Пороки и их поклонники - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Архипов смутно помнил, что несколько лет назад Лизавета взяла к себе то ли дочь сестры жены двоюродного брата, то ли сестру жены брата троюродного племянника, то ли племянницу тещи шурина, то ли вовсе чужую девчонку. Архипов ее никогда не видел или видел, но не замечал.

– Если не хотите, чтобы девочка осталась одна, вам нужно соблюдать осторожность, – глубокомысленно заметил он. – Не выходить в темное время суток. Может, нервную систему полечить.

– Да разве можно уберечься от сущности разрушения?!

– А что? Нельзя?

Лизавета сокрушенно покачала головой. Архиповская тупость ее ужасала. Он долил в стакан пиво.

– Так… чем я могу помочь?

– Девочку не оставьте, – просвистела Лизавета и приложила ладони с растопыренными пальцами к щекам. – Если что случится, не оставьте девочку!

– Да ничего не случится! – с досадой сказал Архипов. – Что вы выдумываете, ей-богу, Лизавета Григорьевна! Сколько мы с вами уже беседуем? Минут сорок? И все про сущность разрушения и инопланетные диски!

– А что? – спросила Лизавета и отняла руки от щек.

– Да ничего! Чушь все это!

– Это не чушь, – медленно начала Лизавета, – это истина. Божественная истина.

– Божественная истина в том, что сейчас полдевятого, а у меня еще полно работы.

– Владимир Петрович, вы можете не верить ни в образ бога, ни в сущность разрушения, ни… ни во что, – тут она внезапно горько всхлипнула, как будто Архипов оскорбил ее, но постаралась держать себя в руках. – Я, например, нисколько не верю в ваши элементарные частицы, но я же не говорю вам, что их нет!

Архипов тоже имел об элементарных частицах самое смутное представление, и ему стало стыдно. Он достал сигареты, но закуривать не стал.

– И все-таки, почему вы решили, что вас хотят убить?

– Я чувствую колебания материи, – всхлипывала Лизавета. – В последнее время они стали очень ощутимы. Особенно когда я выхожу из дома.

– И где колебания материи сильнее всего? Вы чувствуете?

Лизавета посмотрела на него. В глазах у нее стояли самые настоящие, чистые и горькие слезы.

“Человек и впрямь может убедить себя в чем угодно”, – подумал Архипов.

– Возле Чистых прудов, – призналась Лизавета, – знаете, даже когда я просто стою на балконе и смотрю в сторону Чистых прудов, я чувствую, как начинает вибрировать материя.

– Это потому, что под площадью работает отбойный молоток, – объяснил Архипов глубокомысленно, – там строят подземный гараж. Я вчера ехал с работы в двенадцатом часу и такие колебания материи чувствовал! Думал, выйду из машины, дам по морде этим… колебателям. И не вышел. Наверное, стоило, да?

– Вы все слишком упрощаете, Владимир Петрович. А это, по-вашему, что такое?

И она театральным жестом выхватила из складок своего немыслимого одеяния нож. Нож выглядел внушительно, зловеще блестел и был очень похож на хлебный.

– Это? – переспросил Архипов. – Это нож, по-моему.

– Это не просто нож! – Лизавета повернула его лезвием к себе. Лезвие было длинным. – Это сосредоточение сил зла, идеальное орудие убийства! Посмотрите на эти каббалистические символы!

Действительно, на черной ручке были то ли вырезаны, то ли намалеваны какие-то нелепые знаки.

– А… что это за символы? – От греха подальше он взял у нее нож и стал рассматривать. Рукоятка была пластмассовой, лезвие широким, сталь не слишком тонкой. Архипов поискал надпись “Мейд ин Чина”, но с первого взгляда не нашел.

– Это символы смерти, крови и убийства, – отчеканила Лизавета.

Архипов провел пальцем по лезвию: не так, чтобы очень острое, – а потом по рукоятке. Символы оказались даже не нацарапаны, а вырезаны.

– Это вы вырезали?

– Да что вы, Владимир Петрович! Что за кошмар вы говорите! Конечно, нет. Этот нож – предвестник убийства.

– Что значит – предвестник?

– Он предвещает смерть, – сказала Лизавета со сладким ужасом. – Он приходит, и следом приводит смерть.

– А как он к вам… пришел?

– Это тайна, не подвластная людям, – заявила Лизавета гордо. – Никто и никогда не видел, как он появляется. Никто и никогда не слышал звуков, свидетельствующих о его появлении. Порой мистические знаки предшествуют ему, как дождь кровавый или затмение небес.

– Он у вас давно?

– Два дня. Я проснулась утром и нашла его под своей кроватью. Я сразу поняла, что следом идет смерть.

– А мистических знаков что-то не было, – проговорил Архипов задумчиво. – Ни дождя кровавого, ни затмения небес третьего дня не наблюдалось. А? Не наблюдалось, Лизавета Григорьевна?

– Знаки могли быть невидимы.

– Ну конечно! – спохватился Архипов. – Невидимы!

Он еще поизучал нож, а потом осторожно положил его на стол. Рукоятка звякнула, и нож закачался из стороны в сторону. В широкой полоске лезвия отражался свет.

– Меня пытались столкнуть с лестницы, – сообщила Лизавета, пристально следя за его лицом. – Вчера. Я возвращалась из магазина уже довольно поздно, почти стемнело. Я поднялась на лифте, на нашем этаже свет почему-то не горел. – Теперь она говорила очень быстро. – Я спустилась до пятого этажа и стала искать ключ, там было светло. Я долго не могла его найти и наклонилась, чтобы поставить сумку, и в этот миг!.. – Она закрыла глаза. Нож все качался из стороны в сторону. – В этот миг меня схватили за ноги и стали тащить к перилам. Вы знаете нашу лестницу, Владимир Петрович!

Владимир Петрович лестницу знал.

Если чего и боялся Архипов – до судорог в позвоночнике, до холодного пота, до скрученного в спираль дыхания, – так это высоты.

Он не мог смотреть вниз со второго этажа. На третьем у него начиналась тошнота, а с десятого он хотел немедленно броситься вниз, сознавая одно – бездна ждет его.